Единственный среди нас абсолютно трезвый и адекватный, он производил потрясающее впечатление полного психа
Автор: я
Жанр: сложносочиненный кроссовер; джен
Персонажи: НМП(Кири), Кондо Исами, Саннан Кэйске, Хидзиката Тосидзо, Нагакура Синпати, Харада Саноскэ, Иноэ Гендзабуро, Кацура, Такасуги, НМП (Аой), Аоно, Хиджиката Тошизо (ПМК), Тодо Хэйске.
Рейтинг: G
Синопсис: длинная история о человеке, которого считали лисом. Ну, а еще Синсэнгуми. И ПМК. И они.
Дисклэймер: ХСК и ПМК принадлежат коллективам авторов; придворный Аой - интеллектуальная (ой ли?) собственность Сейрю Тихий Океан, стихотворение, вероятно, принадлежит Хидзикате Тосидзо.
Предупреждение: иногда бывают непонятные слова!
Пролог (скучный) + первые две главы
Третья глава
Четвертая глава
Пятая глава
Шестая глава
Седьмая глава
Восьмая глава
В последнее время Кондо Исами полюбил беседовать с Окитой.
Видно, болезнь его - все более явная в последние дни - всерьез изменила некогда чересчур уж легкомысленного и несклонного к долгим размышлениям юношу, сделав его мышление менее легким - но и более глубоким. Более схожим с образом мыслей самого кикутё, даже сказать.
- На самом деле - весело улыбнулся Окита, жмурясь на осеннее солнце - на самом деле, Кондо-сан, Вам просто больше не с кем поговорить. Но это было бы ужасно обидно признавать, не так ли?
Кондо развел руками.
- С тобой и не поспоришь ведь, Содзи. - и впрямь, что толку спорить, если Саннан последнее время весь ушел в своих расэцу - и ни слуху от него, ни духу,словно и не жил на свете веселый и умный Кэйске никогда, а Тоси весь в заботах все о тех же расэцу, да о том, чтоб они - Синсэнгуми - оставались в глазах людей каким-никаким авторитетом, а не бандой разбойников. Но беседовать с ними стало не о чем: у каждого свои заботы, не до других.
- А лучше б поспорили. Хороший спор укрепляет здоровье и благотворно влияет на мужскую силу, между прочим. - хмыкнул признанный девственник всея Нового Ополчения.
- Ты меня что, смутить пытался? - хмыкнул Кондо.
- А что, удалось? - ответно хмыкнул Окита - На самом деле просто у Аоно заба-внейшую книженцию обнаружил, по китайской медицине. Там и вот такие незаурядные методы лечения были упомянуты, да-да. Забавно, верно, Кондо-сан?
И резко развернулся, взглядывая из-под руки на солнце. В такие мгновения доблестного командира начинало натурально глючить, иначе не скажешь: чудился ему на месте офицера незнакомый, высокий юноша, с длинными, по-чудному заплетенными косами, в странном шелковом платье - но стоило моргнуть, как морок пропадал. "Не иначе - качал он головой - Не зря Юкимура и другие Окиту "Лиской"-то зовут".
Но если и был Окита лисицей, то очевидно доброй и "своей", да и был ли? Нынче все так смешалось...
С детства будущий командир самого безбашенного отряда во всей Японии твердо и просто знал: демоны, лисицы, феи, тануки и прочие странные обитатели Островов - есть. Существуют.
Даже - странно сказать - встречал в своей жизни натуральную фею, назвалась она Касанэ, и спасалась от злобного духа собственного брата. Несмотря на то, что Касанэ явно была доброй феей, и даже бесценный меч ему подарила, Кондо терзали смутные сомнения, являлась ли она женщиной - или все-таки переодетым ... эээ... феем?
Сама она, впрочем, относила себя к роду Ято-но ками, и была хороша всем, кроме невероятного сходства с Ито Каситаро, несколько, признаться, пугающего даже.
Но как бы то ни было, существует нечисть - и что, но чтоб нечисть вот так вот в открытую мешалась в жизнь смертных? Чтоб демоны бегали по Киото и не стеснялись того, что они - демоны?
Чтоб неясно было, сколько вообще вокруг тебя людей, а сколько... кого?
- Содзи, вот ты нечисти боишься? - неожиданно спросил он своего собеседника. Тот всерьез задумался.
- Не то чтобы боюсь... Опасаюсь. Этак ведь и в зеркало страшно глядеть: вдруг не отразишься? И верить страшно: вдруг... Вообще, это вот "вдруг" занимает какое-то непозволительно значительное место в нашей жизни, не находите? Жизнь должна быть проще.
- Пожалуй, пожалуй... - Кондо кивнул.
Скоро должны были собраться остальные и начать совет. Поводом к нему послужило - формально - то, что Ито желал покинуть отряд - а с ним и Хэйске, и Сайто, и еще несколько рядовых. Реально - необходимость по-честному обсудить сложившуюся ситуацию, уже не просто некрасивую, а до дикости доходящую.
Но покамест офицеры и замкомы не спешили: нужды бежать срочно и собираться раньше условленного срока не было, так что можно было сперва завершить свои обычные дела - у кого что.
Например, Хидзиката писал. Писал он стихи. Выходило не то чтоб не очень... Просто непривычно. Как-то нетрадиционно.
По крайней мере, именно таково было мнение Саннана, сидевшего у фукутё за плечом, подобно гайдзинскому демону-хранителю, и со столь же злоехидным выражением лица.
- Значит "От невозможных желаний сердце горит в огне". Недурственно, недурственно, Тоси-сан, а до чего ново!
- Ново или нет - какое мне до того дело, Саннан-сан? Разве поэт непременно должен стремиться к новизне? Мне-то думалось, его долг - выразить свои чувства от происходящего в жизни.
- Э, Тоси-сан! Будь Вы правы, не было б нужды в иных стихах, кроме "Люблю тебя. Красота. Сдохнуть". Однако ж ведь если появляется нечто новое - значит, оно зачем-то нужно?
- Саннан-сан, чем более я с Вами беседую, тем более понимаю сплетни о Вашей связи с иезуитами... - печально вздохнул Хидзиката. Стихи всегда были его больным местом - Неужели Вам так сложно похвалить несчастного, но столь старательного поэта?
- Старательного - несложно, но вот бездарного - смерти подобно... Впрочем, вот это - "Бьется, бьется о прутья клетки - безумная птица: ни улететь не в силах, ни умереть не может" - вовсе недурственно, все бы так, а не как обычно паршиво...
- Как Вы хвалите, Саннан-сан, так лучше б ругали - устало вздохнул Хидзиката - Вы будете на сегодняшнем совете?
- Переводите тему, Тоси-сан? Впрочем, чего уж там - буду. Давненько мне не приходилось вот так вот официально исполнять свои обязанности... - Кэйске снял очки, устало протер круглые стеклышки, надел обратно - Любые перемены - к лучшему, не так ли?
- Мог бы поспорить... - начал было Тоси, но увидел глухую тоску в глазах старшего друга и закончил - Но не стану. С Вами, Саннан-сан, спорить - что под пулемет с катаной идти.
- Ками и Каннон! Тоси-сан проявил благоразумие... Никак, гайдзинская королева скончалась наконец... - покачал головой начштаба.
- Коли так, воистину, я приношу счастье - рассмеялся Хидзиката - Однако ж, Кондо-сан нас, небось, уже заждался. Идемте, Саннан-сан?
- Ох уж счастье... - снова покачал головой Саннан - Проблемы, проблемы - вот что Вы с лихвой нам доставляете!
Хорошо, когда тебе везет и у тебя есть хотя бы один друг.
И совсем хорошо, когда этот друг остается твоим другом действительно несмотря ни на что...
Так вот повезло Яманами Кэйске, предпочитавшему называться Саннаном.
По его личному мнению, "Саннан" звучало значительно интереснее.
По мнению его друга Хидзикаты, Саннан звучало по-идиотски.
Такая уж это дружба была, как у двух солдат из песни, которую напишут через без малого сотню лет после их смерти.
Разумеется, Саннан считал совершенно идиотской фамилию "Хидзиката" - а вы как думали?
Они вообще редко когда соглашались. Разве что Хидзиката в приступе нетрезвой самокритики честно восклицал, что он идиот, или же Саннан-сан яростно ругал себя слепцом и глупцом - и тут уж поддержка фукутё ему была гарантирована -
- Конечно, глупец. Слепой - слепей крота, да еще и имперец ярый. Заноза Вы, Саннан-сан, заноза в неудобосказуемом месте!
Разумеется, доблестный начштаба не оставался в долгу и придирчиво выяснял, что же за заноза навела на подобные ассоциации дорогого Хидзикату и не стоит ли ему обратиться за помощью Аоно или (жестоко, но действенно!) Ямадзаки - авось, избавят его от этой неприятности.
Хорошо, когда есть такой друг. Он не простит тебе ни одной ошибки, ни одного неверного шага...
Только тяжело очень. Потому что для таких надо быть самым лучшим и никак иначе. А много ли на свете самых лучших людей? То-то же...
Впрочем, с тех пор как Саннан принял настойку, вредность Хидзикаты с одной стороны словно заострилась, с другой - стала странно избирательной.
Ну не мог замком позволить своему заклятому другу превратиться в кровожадное чудовище!
А потенциальное кровавое чудовище, тем временем, задумчиво оглядывало собравшийся на совет тот самый штаб, начальником которого он был.
Нагакура сидит. Он сидит с удивительным, невероятным искусством и выразительностью. Вообще, в умении сидеть с Нагакурой сравнится разве что святой Будда или британский клерк. Может, еще российская консьержка, но навряд ли. Уж больно он ... сидит, да.
Харада тоже сидит, но в отличие от Нагакуры вызывает острое подсознательное желание подойти и избавить его от мучений путем изъятия столь мешающего ему сапожного шила. Наверное, оптимист или Кондо-сан сказал бы, что это все переполняющая рыжего копейщика энергия; но увы - Саннан-сан не был ни тем, ни (будда милосердный!) другим. Наверняка стоит закончиться совещанию - сорвется и побежит неведомо куда, как ошалелый кот.
В углу... внимательно!.... Так, все-таки сидит в углу Ямадзаки. Да. Сидит. Если тщательно сосредоточиться на этой мысли, можно его даже рассмотреть.
Ниндзя трехсотого уровня - это все-таки такая морока...
Иноэ Гендзабуро тоже здесь, и не заметить его было бы странно. Если искусство Нагакуры было сидеть, то искусством Иноэ, несомненно, было представлять собой. Воплощать. Символизировать.
Саннана это нервировало, но что поделаешь? Для вящего блага и умножения пользы можно и символ в отряде потерпеть...
Окита, как всегда в последние дни - нет, не задумываться, что дни и впрямь могут быть "последними", вообще лучше видаи не подавать, что давно в курсе - рассеянно смотрит чуть в сторону, словно у него за плечом кто-то сидит, ему одному видимый. О том, кто это может быть, тоже лучше не задумываться. Спокойнее как-то.
Хэйске, как всегда.... То есть как это он не спит? Хэйске, что странно, отсутствовал. Для Тодо это было более, чем нехарактерно: как правило, капитан восьмой дивизии приходил одним из первых, устраивался поудобнее и задремывал, благополучно проводя большую часть совещания в сонных грёзах и просыпаясь лишь на непосредственное и достаточно громкое обращение.
Саннан уже успел наужасаться вдоволь всем возможным трагедиям, что могли приключиться с самым младшим из них, когда трижды покойник, семикратно осэппученый лично Кидо Коином, пыхтя ворвался в комнату и плюхнулся на свое место, невнятно извиняясь за опоздание.
Вслед за ним преувеличенно-твердой походкой зашел как всегда последний Сайто, уселся у двери, старательно дыша в щелочку.
Можно было начинать, и начнет уж конечно Ито - кому ж еще, Ито на роду написано лезть поперед всех куда угодно...
И Каситаро не обманул надежд начальника штаба: приосанился, сел покрасивее, прическу поправил (Окита странно-одобрительно хмыкнул), положил кисти рук на колени, кокетливо привздернув мизинцы, и наконец собрался заговорить.
Но его бесцеремоннейше прервали!
Сёдзи раздвинулись, и в комнату влетел мальчишка Аоно, рухнул на колени, стукнулся лбом оземь и срывающимся голосом сказал:
- Кондо-сама! К Вам тут... гость... это...
Окита неожиданно не своим жестом поднес кончики пальцев к губам, в легком оцепенении глядя на вошедшего.
- Тоширо... Тоширо Хиджиката - прошептал он ошеломленно.
- Я самый. - хмыкнул новоприбывший - Окита, ты чего, споткнулся? Так давай руку и вставай!
Автор, конечно, талант и одарен без меры (здесь автор отлучился поглядеть на себя в зеркало и получить от этого несравнимое ни с чем удовольствие), но он никак не носатый, как Палпатин, украинец. А потому сцену всебощего изумления, последовавшую за явлением они-фукучо Синсэну, он оставляет на долю воображения своих драгоценных читателей, а сам отвлекается на дорогих его сердцу Исин-Сиши.
А чуть конкретнее - на господина Аоя.
Оный господин без труда нашел нужную дверь (подумав мимоходом, что не иначе, как вершатся за ней нужные действия), и зашел в небольшой зал, полупустой, но уже довольно душный.
Дом был построен на манер гайдзинов: вместо окон - стеклянные вставки, одно даже цветного стекла, расположенные в углублениях каменных стен. Потолок неожиданно-высоко, с него свисает кованый светильник на тридцать-сорок свечей, в центре - тяжелый деревянный стол, тоже на гайдзинский лад, с витыми ножками и резной крышкой.
По столом, объясняя легкое оцепенение присутствующих, лежал труп - труп тяжеловатого средних лет японца с неприятно-обрюзгшим лицом опытного кампаку.
А за столом, чуть устало ссутулившись и сложив перед собой руки - одну на другую - сидел молодой человек с черными нестрижеными волосами, в белой юката и синем теплом хаори. Сидел спокойно так, словно у себя дома.
Изредка не то чтоб нервно - чуть настороженно взглядывал в сторону гайдзинского окна, где вольготно расположился с трубочкой одноглазый стриженый юноша в кимоно цвета глициний. Тот отвечал дерзкой ухмылочкой или двусмысленным жестом.
А Исин-Сиши все прибывали...
Наконец, собрались почти все и наполненное шепотком молчание стало окончательно невыносимым.
Пропихавшись вперед и собравшись с духом, самый наглый и родовитый из людей Благородной Цели упер руки в боки и громко вопросил у сидящего за столом:
- Ты вообще что за хрен с горы? - и замер, ожидая реакции.
Молодой человек поднял глаза (Аой заметил наконец, что он читал какие-то бумаги) мягко улыбнулся разгневанному дворянину и кротко проинформировал всех собравшихся:
- Я не хрен с горы. Я Кацура.
Парень в оконном проеме коротко и нехорошо рассмеялся.
____________________________________________________
* вынужденно скрытый дисклэймер: Кацура Когоро и Такасуги Синскэ - собственность Сорачи-сенсея.
Но напиши я это сверху, весь же момент неожиданности пропал бы, правда?
Жанр: сложносочиненный кроссовер; джен
Персонажи: НМП(Кири), Кондо Исами, Саннан Кэйске, Хидзиката Тосидзо, Нагакура Синпати, Харада Саноскэ, Иноэ Гендзабуро, Кацура, Такасуги, НМП (Аой), Аоно, Хиджиката Тошизо (ПМК), Тодо Хэйске.
Рейтинг: G
Синопсис: длинная история о человеке, которого считали лисом. Ну, а еще Синсэнгуми. И ПМК. И они.
Дисклэймер: ХСК и ПМК принадлежат коллективам авторов; придворный Аой - интеллектуальная (ой ли?) собственность Сейрю Тихий Океан, стихотворение, вероятно, принадлежит Хидзикате Тосидзо.
Предупреждение: иногда бывают непонятные слова!
Пролог (скучный) + первые две главы
Третья глава
Четвертая глава
Пятая глава
Шестая глава
Седьмая глава
Восьмая глава
Глава девятая
Два совета. О том, что дела творятся воистину странные
Два совета. О том, что дела творятся воистину странные
Глава девятая
Два совета. О том, что дела творятся воистину странные
Два совета. О том, что дела творятся воистину странные
В последнее время Кондо Исами полюбил беседовать с Окитой.
Видно, болезнь его - все более явная в последние дни - всерьез изменила некогда чересчур уж легкомысленного и несклонного к долгим размышлениям юношу, сделав его мышление менее легким - но и более глубоким. Более схожим с образом мыслей самого кикутё, даже сказать.
- На самом деле - весело улыбнулся Окита, жмурясь на осеннее солнце - на самом деле, Кондо-сан, Вам просто больше не с кем поговорить. Но это было бы ужасно обидно признавать, не так ли?
Кондо развел руками.
- С тобой и не поспоришь ведь, Содзи. - и впрямь, что толку спорить, если Саннан последнее время весь ушел в своих расэцу - и ни слуху от него, ни духу,словно и не жил на свете веселый и умный Кэйске никогда, а Тоси весь в заботах все о тех же расэцу, да о том, чтоб они - Синсэнгуми - оставались в глазах людей каким-никаким авторитетом, а не бандой разбойников. Но беседовать с ними стало не о чем: у каждого свои заботы, не до других.
- А лучше б поспорили. Хороший спор укрепляет здоровье и благотворно влияет на мужскую силу, между прочим. - хмыкнул признанный девственник всея Нового Ополчения.
- Ты меня что, смутить пытался? - хмыкнул Кондо.
- А что, удалось? - ответно хмыкнул Окита - На самом деле просто у Аоно заба-внейшую книженцию обнаружил, по китайской медицине. Там и вот такие незаурядные методы лечения были упомянуты, да-да. Забавно, верно, Кондо-сан?
И резко развернулся, взглядывая из-под руки на солнце. В такие мгновения доблестного командира начинало натурально глючить, иначе не скажешь: чудился ему на месте офицера незнакомый, высокий юноша, с длинными, по-чудному заплетенными косами, в странном шелковом платье - но стоило моргнуть, как морок пропадал. "Не иначе - качал он головой - Не зря Юкимура и другие Окиту "Лиской"-то зовут".
Но если и был Окита лисицей, то очевидно доброй и "своей", да и был ли? Нынче все так смешалось...
С детства будущий командир самого безбашенного отряда во всей Японии твердо и просто знал: демоны, лисицы, феи, тануки и прочие странные обитатели Островов - есть. Существуют.
Даже - странно сказать - встречал в своей жизни натуральную фею, назвалась она Касанэ, и спасалась от злобного духа собственного брата. Несмотря на то, что Касанэ явно была доброй феей, и даже бесценный меч ему подарила, Кондо терзали смутные сомнения, являлась ли она женщиной - или все-таки переодетым ... эээ... феем?
Сама она, впрочем, относила себя к роду Ято-но ками, и была хороша всем, кроме невероятного сходства с Ито Каситаро, несколько, признаться, пугающего даже.
Но как бы то ни было, существует нечисть - и что, но чтоб нечисть вот так вот в открытую мешалась в жизнь смертных? Чтоб демоны бегали по Киото и не стеснялись того, что они - демоны?
Чтоб неясно было, сколько вообще вокруг тебя людей, а сколько... кого?
- Содзи, вот ты нечисти боишься? - неожиданно спросил он своего собеседника. Тот всерьез задумался.
- Не то чтобы боюсь... Опасаюсь. Этак ведь и в зеркало страшно глядеть: вдруг не отразишься? И верить страшно: вдруг... Вообще, это вот "вдруг" занимает какое-то непозволительно значительное место в нашей жизни, не находите? Жизнь должна быть проще.
- Пожалуй, пожалуй... - Кондо кивнул.
Скоро должны были собраться остальные и начать совет. Поводом к нему послужило - формально - то, что Ито желал покинуть отряд - а с ним и Хэйске, и Сайто, и еще несколько рядовых. Реально - необходимость по-честному обсудить сложившуюся ситуацию, уже не просто некрасивую, а до дикости доходящую.
Но покамест офицеры и замкомы не спешили: нужды бежать срочно и собираться раньше условленного срока не было, так что можно было сперва завершить свои обычные дела - у кого что.
Например, Хидзиката писал. Писал он стихи. Выходило не то чтоб не очень... Просто непривычно. Как-то нетрадиционно.
По крайней мере, именно таково было мнение Саннана, сидевшего у фукутё за плечом, подобно гайдзинскому демону-хранителю, и со столь же злоехидным выражением лица.
- Значит "От невозможных желаний сердце горит в огне". Недурственно, недурственно, Тоси-сан, а до чего ново!
- Ново или нет - какое мне до того дело, Саннан-сан? Разве поэт непременно должен стремиться к новизне? Мне-то думалось, его долг - выразить свои чувства от происходящего в жизни.
- Э, Тоси-сан! Будь Вы правы, не было б нужды в иных стихах, кроме "Люблю тебя. Красота. Сдохнуть". Однако ж ведь если появляется нечто новое - значит, оно зачем-то нужно?
- Саннан-сан, чем более я с Вами беседую, тем более понимаю сплетни о Вашей связи с иезуитами... - печально вздохнул Хидзиката. Стихи всегда были его больным местом - Неужели Вам так сложно похвалить несчастного, но столь старательного поэта?
- Старательного - несложно, но вот бездарного - смерти подобно... Впрочем, вот это - "Бьется, бьется о прутья клетки - безумная птица: ни улететь не в силах, ни умереть не может" - вовсе недурственно, все бы так, а не как обычно паршиво...
- Как Вы хвалите, Саннан-сан, так лучше б ругали - устало вздохнул Хидзиката - Вы будете на сегодняшнем совете?
- Переводите тему, Тоси-сан? Впрочем, чего уж там - буду. Давненько мне не приходилось вот так вот официально исполнять свои обязанности... - Кэйске снял очки, устало протер круглые стеклышки, надел обратно - Любые перемены - к лучшему, не так ли?
- Мог бы поспорить... - начал было Тоси, но увидел глухую тоску в глазах старшего друга и закончил - Но не стану. С Вами, Саннан-сан, спорить - что под пулемет с катаной идти.
- Ками и Каннон! Тоси-сан проявил благоразумие... Никак, гайдзинская королева скончалась наконец... - покачал головой начштаба.
- Коли так, воистину, я приношу счастье - рассмеялся Хидзиката - Однако ж, Кондо-сан нас, небось, уже заждался. Идемте, Саннан-сан?
- Ох уж счастье... - снова покачал головой Саннан - Проблемы, проблемы - вот что Вы с лихвой нам доставляете!
Хорошо, когда тебе везет и у тебя есть хотя бы один друг.
И совсем хорошо, когда этот друг остается твоим другом действительно несмотря ни на что...
Так вот повезло Яманами Кэйске, предпочитавшему называться Саннаном.
По его личному мнению, "Саннан" звучало значительно интереснее.
По мнению его друга Хидзикаты, Саннан звучало по-идиотски.
Такая уж это дружба была, как у двух солдат из песни, которую напишут через без малого сотню лет после их смерти.
Разумеется, Саннан считал совершенно идиотской фамилию "Хидзиката" - а вы как думали?
Они вообще редко когда соглашались. Разве что Хидзиката в приступе нетрезвой самокритики честно восклицал, что он идиот, или же Саннан-сан яростно ругал себя слепцом и глупцом - и тут уж поддержка фукутё ему была гарантирована -
- Конечно, глупец. Слепой - слепей крота, да еще и имперец ярый. Заноза Вы, Саннан-сан, заноза в неудобосказуемом месте!
Разумеется, доблестный начштаба не оставался в долгу и придирчиво выяснял, что же за заноза навела на подобные ассоциации дорогого Хидзикату и не стоит ли ему обратиться за помощью Аоно или (жестоко, но действенно!) Ямадзаки - авось, избавят его от этой неприятности.
Хорошо, когда есть такой друг. Он не простит тебе ни одной ошибки, ни одного неверного шага...
Только тяжело очень. Потому что для таких надо быть самым лучшим и никак иначе. А много ли на свете самых лучших людей? То-то же...
Впрочем, с тех пор как Саннан принял настойку, вредность Хидзикаты с одной стороны словно заострилась, с другой - стала странно избирательной.
Ну не мог замком позволить своему заклятому другу превратиться в кровожадное чудовище!
А потенциальное кровавое чудовище, тем временем, задумчиво оглядывало собравшийся на совет тот самый штаб, начальником которого он был.
Нагакура сидит. Он сидит с удивительным, невероятным искусством и выразительностью. Вообще, в умении сидеть с Нагакурой сравнится разве что святой Будда или британский клерк. Может, еще российская консьержка, но навряд ли. Уж больно он ... сидит, да.
Харада тоже сидит, но в отличие от Нагакуры вызывает острое подсознательное желание подойти и избавить его от мучений путем изъятия столь мешающего ему сапожного шила. Наверное, оптимист или Кондо-сан сказал бы, что это все переполняющая рыжего копейщика энергия; но увы - Саннан-сан не был ни тем, ни (будда милосердный!) другим. Наверняка стоит закончиться совещанию - сорвется и побежит неведомо куда, как ошалелый кот.
В углу... внимательно!.... Так, все-таки сидит в углу Ямадзаки. Да. Сидит. Если тщательно сосредоточиться на этой мысли, можно его даже рассмотреть.
Ниндзя трехсотого уровня - это все-таки такая морока...
Иноэ Гендзабуро тоже здесь, и не заметить его было бы странно. Если искусство Нагакуры было сидеть, то искусством Иноэ, несомненно, было представлять собой. Воплощать. Символизировать.
Саннана это нервировало, но что поделаешь? Для вящего блага и умножения пользы можно и символ в отряде потерпеть...
Окита, как всегда в последние дни - нет, не задумываться, что дни и впрямь могут быть "последними", вообще лучше видаи не подавать, что давно в курсе - рассеянно смотрит чуть в сторону, словно у него за плечом кто-то сидит, ему одному видимый. О том, кто это может быть, тоже лучше не задумываться. Спокойнее как-то.
Хэйске, как всегда.... То есть как это он не спит? Хэйске, что странно, отсутствовал. Для Тодо это было более, чем нехарактерно: как правило, капитан восьмой дивизии приходил одним из первых, устраивался поудобнее и задремывал, благополучно проводя большую часть совещания в сонных грёзах и просыпаясь лишь на непосредственное и достаточно громкое обращение.
Саннан уже успел наужасаться вдоволь всем возможным трагедиям, что могли приключиться с самым младшим из них, когда трижды покойник, семикратно осэппученый лично Кидо Коином, пыхтя ворвался в комнату и плюхнулся на свое место, невнятно извиняясь за опоздание.
Вслед за ним преувеличенно-твердой походкой зашел как всегда последний Сайто, уселся у двери, старательно дыша в щелочку.
Можно было начинать, и начнет уж конечно Ито - кому ж еще, Ито на роду написано лезть поперед всех куда угодно...
И Каситаро не обманул надежд начальника штаба: приосанился, сел покрасивее, прическу поправил (Окита странно-одобрительно хмыкнул), положил кисти рук на колени, кокетливо привздернув мизинцы, и наконец собрался заговорить.
Но его бесцеремоннейше прервали!
Сёдзи раздвинулись, и в комнату влетел мальчишка Аоно, рухнул на колени, стукнулся лбом оземь и срывающимся голосом сказал:
- Кондо-сама! К Вам тут... гость... это...
Окита неожиданно не своим жестом поднес кончики пальцев к губам, в легком оцепенении глядя на вошедшего.
- Тоширо... Тоширо Хиджиката - прошептал он ошеломленно.
- Я самый. - хмыкнул новоприбывший - Окита, ты чего, споткнулся? Так давай руку и вставай!
Автор, конечно, талант и одарен без меры (здесь автор отлучился поглядеть на себя в зеркало и получить от этого несравнимое ни с чем удовольствие), но он никак не носатый, как Палпатин, украинец. А потому сцену всебощего изумления, последовавшую за явлением они-фукучо Синсэну, он оставляет на долю воображения своих драгоценных читателей, а сам отвлекается на дорогих его сердцу Исин-Сиши.
А чуть конкретнее - на господина Аоя.
Оный господин без труда нашел нужную дверь (подумав мимоходом, что не иначе, как вершатся за ней нужные действия), и зашел в небольшой зал, полупустой, но уже довольно душный.
Дом был построен на манер гайдзинов: вместо окон - стеклянные вставки, одно даже цветного стекла, расположенные в углублениях каменных стен. Потолок неожиданно-высоко, с него свисает кованый светильник на тридцать-сорок свечей, в центре - тяжелый деревянный стол, тоже на гайдзинский лад, с витыми ножками и резной крышкой.
По столом, объясняя легкое оцепенение присутствующих, лежал труп - труп тяжеловатого средних лет японца с неприятно-обрюзгшим лицом опытного кампаку.
А за столом, чуть устало ссутулившись и сложив перед собой руки - одну на другую - сидел молодой человек с черными нестрижеными волосами, в белой юката и синем теплом хаори. Сидел спокойно так, словно у себя дома.
Изредка не то чтоб нервно - чуть настороженно взглядывал в сторону гайдзинского окна, где вольготно расположился с трубочкой одноглазый стриженый юноша в кимоно цвета глициний. Тот отвечал дерзкой ухмылочкой или двусмысленным жестом.
А Исин-Сиши все прибывали...
Наконец, собрались почти все и наполненное шепотком молчание стало окончательно невыносимым.
Пропихавшись вперед и собравшись с духом, самый наглый и родовитый из людей Благородной Цели упер руки в боки и громко вопросил у сидящего за столом:
- Ты вообще что за хрен с горы? - и замер, ожидая реакции.
Молодой человек поднял глаза (Аой заметил наконец, что он читал какие-то бумаги) мягко улыбнулся разгневанному дворянину и кротко проинформировал всех собравшихся:
- Я не хрен с горы. Я Кацура.
Парень в оконном проеме коротко и нехорошо рассмеялся.
____________________________________________________
* вынужденно скрытый дисклэймер: Кацура Когоро и Такасуги Синскэ - собственность Сорачи-сенсея.
Но напиши я это сверху, весь же момент неожиданности пропал бы, правда?
@темы: фанфики